О Польше милой звуки полонеза…


Варшавская мелодия
60-е… Легендарное время, великое десятилетие. «Оттепель», в конце концов, совпавшая с нашей ранней юностью. Вопреки, а, может быть, благодаря «железному занавесу», в нас зрело стремление к внутренней свободе, душа жаждала настоящего чтения, не обязательно самиздатовской, а просто хорошей литературы. Да и что такое Самиздат в те годы, особенно в Уфе? Его здесь практически не было. Кто-то что-то привозил из Москвы, откуда, по мнению тогдашних правителей, шла вся «антисоветская зараза». Таких людей сразу брали на заметку, что и вовсе было глупо. Ведь в послесталинскую эпоху определенных авторов «утаивали» не по политическим соображениям, а по причине их якобы салонности, что не годилось для народа, строящего коммунизм. Отсюда - мизерные тиражи, а то совсем ничего. Хотя формального запрета, например, на Ахматову и Цветаеву не было. А вот на Бунина вето было наложено с 20-х до конца 50-х.


По этому поводу известный переводчик Лилианна Лунгина вспоминала: «Поскольку книги величайших русских поэтов двадцатого столетия не переиздавались и их имена были вычеркнуты из истории культуры, Леонид Ефимович Пинский (филолог, педагог, блестящий знаток эпохи Возрождения в Англии и Испании, диссидент - Авт.) взял на себя инициативу разыскать старые книжки или заграничные факсимильные переиздания, чтобы сделать копии. Стихи Цветаевой, Мандельштама, Гумилёва, Ходасевича перепечатывали на машинке в четырех экземплярах, а то и переписывали от руки, переплетали в маленькие брошюрки, и их передавали друг другу. Многие из наших друзей последовали этому примеру».
До Уфы не доходили даже бледные четвертые экземпляры, наш отроческий голод по прекрасным старым и успевшим полюбиться современным поэтам: Евтушенко, Ахмадулиной, Вознесенскому, Окуджаве утоляли журнал «Юность» и ежегодные альманахи «День поэзии».
И, конечно, кино. В основном черно-белое. Вслед за шедевром «Летят журавли» (1959) появился целый ряд выдающихся лент, авторы которых пытались сбросить «оковы» соцреализма: «Дорогой мой человек», «Чистое небо», «Судьба человека», «А если это любовь?» и другие. В 60-е были сняты «Девчата», комедии Гайдая, «Андрей Рублев» Тарковского. Последний, правда, нам удалось посмотреть в начале 70-х на закрытом показе в крошечном зале Башкинопроката, куда обычно приглашали партработников и журналистов.
На исходе был итальянский неореализм, на смену шли art house и французская «новая волна». Польское кино переживало тогда свой расцвет: «Девушка из банка», «Загадочный пассажир», «Пепел и алмаз», «Фараон», телесериалы «Ставка больше чем жизнь», «Четыре танкиста и собака». Имена, ставшие родными советскому зрителю, - режиссер Анджей Вайда, актеры Збигнев Цыбульский, Даниэль Ольбрыхский, «наша» Барбара Брыльска и томная красавица Беата Тышкевич. Самым стильным польским режиссером считался и до сих пор считается Войцех Хас с его «Рукописью, найденной в Сарагосе» и неувядаемой картиной «Как быть любимой». Именно после этого фильма Цыбульский и Барбара Крафтувна обрели мировую известность.
Все с нетерпением ждали очередного выпуска телевизионного «Кабачка «13 стульев». Передача пользовалась огромной популярностью, в ней были задействованы ведущие актеры Театра сатиры. Идея принадлежала будущему «Фоксу» - Александру Белявскому, снимавшемуся тогда в «Четырех танкистах». Пани Моника, пани Зося, пани Тереза. Прелестные женщины, польские песенки. Это было чудесное зрелище! Осенью 1980-го «Кабачок» закрыли из-за обострившейся политической ситуации в братской стране. В Польше ситуация обострялась во все времена, отношения с ней то устанавливались, то разлаживались, как это часто бывает у близких родственников.
Но 60-70-е в СССР были буквально пропитаны польским духом. Женская половина страны пользовалась парфюмом «Быть может». Название духи получили от песни, написанной Эдди Рознером специально для Капитолины Лазаренко, которая была весьма популярна в Польше, куда Эстрадный оркестр Рознера ездил на гастроли.
Эти духи, свежие, загадочные, с легкой горчинкой, были, несмотря на цену - всего-то рубль сорок, невероятно стойкими. Можно было, например, купить в чешском магазине «Власта» лайковые перчатки, надушить их польскими духами, и дорогая тонкая кожа долго-долго хранила божественный запах.
Поэтому всякий, кто отправлялся по делам в Москву, получал задание от сослуживцев купить в магазине «Ванда» несколько флакончиков волшебного аромата, а заодно перламутровую помаду, которую в Уфе можно было приобрести только по двойной цене у цыганок возле «старого» универмага…
Леонид Зорин написал «Варшавскую мелодию» в 1966-м. Пьеса была поставлена во многих театрах Союза. Первые и лучшие постановки состоялись в Вахтанговском с Юлией Борисовой и Михаилом Ульяновым и в Театре имени Ленсовета с Алисой Фрейндлих и Анатолием Солоницыным. Во время спектаклей зрители плакали. История любви полячки Гелены и русского парня Виктора не могла никого оставить равнодушным. Встретились две половинки, но не смогли соединиться - в СССР действовал закон, запрещающий браки с иностранцами. Недавно «Варшавская мелодия» была возрождена в Театре на Малой Бронной и в Малом драматическом театре Петербурга. Тема любви - вечная, и у каждого времени находятся свои препоны на пути к счастью. Позвольте рассказать вам историю Мавры Муравиной, жившей в Уфе 200 с лишним лет назад.
Странная ссылка
В 1772 году в Уфе проживало около трех тысяч человек. Среди них чета дворян Муравиных. Муж - владелец 100 крестьянских душ в Уфимском уезде, отставной капрал Алексей Сергеевич Муравин, 48 лет. Жена его Мавра Ивановна на двадцать с лишним лет моложе. Мавра была натурой страстной, впечатлительной. Неразбуженные силы бродили в ней. Грамоты она не знала, писать не умела, деток Бог не дал. Заняться ей было нечем. И томилась душа, и рвалась к чему-то небывалому, а к чему, и сама не ведала. Многое, на наш взгляд, роднит ее с леди Макбет Мценского уезда.
Проживали Муравины на одной из первых улиц города - Ильинской. В Ильинской церкви считались добрыми прихожанами. «Нас с святыней принимают, деньги дают, - говорил священник этого храма, - а мы, бедные, только тем и живы, что от алтаря Господня питаемся…».
Как раз в то время в Польше доживала последние дни Барская конфедерация - военно-политический союз польской шляхты, образовавшийся в 1768 году в городе-крепости Бар (нынешняя территория Украины). Это было крупное восстание, охватившее большинство земель Речи Посполитой. Мятежники требовали независимости, шляхетских вольностей и низложения короля Станислава Понятовского, ставленника Екатерины II, уравнявшего по требованию императрицы православных подданных Польши в гражданских правах с католиками.
В Речи Посполитой православных и протестантов называли диссидентами. Россия, естественно, хотела решить диссидентский вопрос в свою пользу.
Через четыре года Барская конфедерация была разгромлена русскими войсками и верными королю Станиславу армейскими частями. Екатерина II приказала примерно наказать мятежников, и конфедераты, кто захваченный с оружием, кто уличенный в участии в восстании, по определению суда или административным распоряжением были сосланы в Сибирь, в Казанскую и Оренбургскую губернии. Не столь знатных забрили в солдаты. Ссылке подлежали все, независимо от происхождения, социального положения, возраста и пола: дворяне, духовные лица, мужчины, женщины, старики и дети. Отправляли семьями. Так и в Уфе оказались около 200 поляков. Главным образом, дворян.
Если вам интересно, отчего уфимский народ всегда, и до революции, и в советское время отличался супертолерантностью ко всем, кто по тем или иным причинам оказывался возле самой границы между Европой и Азией, то знайте: все началось с конфедератов и даже еще раньше, в середине XVII века, с появлением в наших краях первой волны выходцев из Речи Посполитой - смоленских и полоцких шляхтичей. Произошло это во время очередной русско-польской войны после взятия русскими войсками Смоленска в 1655-м и Полоцка три года спустя. Часть шляхтичей приняла российское подданство, но царское правительство решило на всякий случай отправить их подальше от родных мест, и теперь они несли службу в крепостях Закамской оборонительной линии.
Впоследствии шляхтичей, верно служивших за денежное вознаграждение, наделили пашенной землей, количество которой зависело от чина и прежнего положения. Кроме того, давали крестьян, но на такую милость имели право лишь шляхтичи православного вероисповедания, а их было предостаточно. Позже за военные заслуги им была выдана царская грамота, дающая право не только пользоваться отведенными землями, но и продавать их, закладывать и отдавать в приданое.
Потомки смоленской шляхты вошли в дворянские родословные книги Уфимской и Оренбургской губерний. Представители знатных польских фамилий участвовали во всех предприятиях, требующих воинского умения. Достаточно проследить за жизнью уфимских дворян Пекарских - предков знаменитого русского историка Петра Петровича Пекарского. Например, прапрадеду ученого, полоцкому ротмистру Семену Григорьевичу в 1673 году довелось сопровождать вместе с отрядом из 23 человек торговых людей, русских и башкир, гнавших табун лошадей в Москву. Такие путешествия были опасными, порой плохо заканчивались. Но Пекарский отлично справился с поручением.
Дед историка, подполковник Николай Семенович, прославился еще больше. В Полтавской баталии он находился в числе специально подобранных 60 человек - своего рода двойников Петра I. Они походили на императора лицом, походкой, ростом и неотступно находились возле царя. Из них в живых остались только трое, в том числе Пекарский. В память об этом событии Николай Семенович хранил четыре шведских пистолета и кортик с рукояткой из кости единорога в медной позолоченной оправе, на которой был изображен герб Швеции.
Это была культурная публика, образованная, читающая. У тех же Пекарских была одна из лучших библиотек в городе. После пожара в доме большая часть книг сгорела, уцелевшие попали в Уфимский губернский статистический комитет. Возможно, и сегодня в недрах Национальной библиотеки можно отыскать издания из коллекции Пекарских…
Первые поляки, появившиеся в Уфе, заслужили хорошую репутацию. Как известно, православные шляхтичи прибыли сюда с драгоценными святынями - списками с иконы Смоленской Божией Матери, которая многие годы находилась в Троицкой церкви, называвшейся раньше Смоленским собором (по преданию его построили сами смоляне), и с иконы Почаевской Божией Матери, переданной в Покровскую церковь семьей Домашевских - «поляков в душе, русских по вере».
Чудотворные реликвии на протяжении двух с половиной веков оберегали город от всяких напастей. Куда же они подевались? Одни историки церкви не сомневаются в том, что иконы были сожжены в период разгула воинствующих безбожников, другие считают, что их могли спасти от уничтожения и спрятать. Возможно, они никогда и не покидали пределов Уфы.
Так или иначе, памятуя о добрых делах шляхтичей, и сто лет спустя уфимцы встретили барских конфедератов с сочувствием, теплотой и радушием. Ссылка выглядела, по меньшей мере, странно. Даже отцы города смотрели сквозь пальцы на то, как веселятся и развлекаются те, кто должен нести наказание и повинность. Особенно радовалась молодежь, научившаяся у приезжих кланяться в полонезе и отплясывать краковяк. Девицы млели и трепетали при виде шапочек-конфедераток с четырехугольным верхом, кунтушей из дорогого сукна, расшитых «усами» из золотого и серебряного галуна, а некоторые впадали в оцепенение, едва заслышав вкрадчивый шелест чужой речи… Мензелинский воевода и помещик, секунд-майор Никита Можаров стал учиться польскому, и не он один. Потом в его доме в Уфе на улице Голубиной (Пушкина) конфедераты сыграли комедию «Пан Бронислав» с песнями и танцами. Спектакль шел на польском языке. История о юноше, ушедшем в монахи после того, как любимая не дождалась его с турецкой войны и вышла замуж за другого, пленила высший свет. Это было первое в Уфе театральное представление.

Надзора за ссыльными не было, но не было на этот счет и указаний из Петербурга. Видимо, там рассудили так: оренбургский генерал-губернатор Иван Андреевич Рейнсдорф (в устаревшем написании Рейнсдорп - Авт.) - вояка бывалый, мальчиком попал в русскую армию, императрица к нему благоволит (значит, есть за что), - сам разберется. А благодушный, медлительный датчанин, послуживший прообразом генерала Андрея Карловича Р. в «Капитанской дочке», понадеялся на воевод да комендантов, дескать, люди опытные, все сделают как надо. Вот и получилось, что конфедераты были предоставлены самим себе. Разъезжали по гостям, некоторые поступили гувернерами и учителями в дворянские семьи. В усадьбах Тимашевых и Пекарских заиграла музыка, там обзавелись домашними крепостными оркестрами под управлением «новых» шляхтичей.
Вспыхивали романы. Можно подумать, что жгучее словечко «адюльтер» в наш город тоже поляки завезли. Да и одевались они прежде на французский манер, только перед восстанием сменили парики и фижмы на старинные костюмы, которые кто-то из доносчиков с презрением обозвал «разбойничьим, бунтовщичьим платьем». Конфедераты были в основном молодыми, некоторые не достигли и двадцатилетнего возраста.
Непокорная Мавра
Первым надумал развестись поручик Семен Андреевич Бурдуков, подавший воеводе челобитную на жену свою Софью Антоновну за прелюбодейную связь с 22-летним Болеславом Янцевичем, который был определен в их дом в качестве квартиранта и столовника. Воевода поручил расследование лучшему юристу, секретарю Уфимской провинциальной канцелярии Протопопову.
Скандал не повредил ни Янцевичу, ни другим ссыльным. Бурдуков ябедничал по любому поводу и своими жалобами успел надоесть Уфе и Оренбургу. Но только улеглись толки о бурдуковском разводе, закрутилось более серьезное дело.
Среди конфедератов были три ксёндза: Ян Франковский, Франциск Колендо и Ксаверий Лисянский. Вздумали католические священники, пользуясь доброжелательностью уфимского общества, тайно вести пропаганду обращения православных в свою веру. Лисянский устроил у себя в квартире на улице Сибирской (Мингажева) каплицу (домашнюю часовенку). Здесь проводились богослужения, на которые сходились из любопытства и уфимские обыватели.
В этом неблаговидном деянии ксёндзов заподозрил протоиерей Смоленского собора Яков Неверов. Он-то и привел воеводу Алексея Никифоровича Борисова и его товарища (заместителя) секунд-майора Сергея Ивановича Аничкова к Лисянскому как раз к мессе. Отобрали дискос и потир, ризы, другую церковную утварь и учинили допрос ксёндзу в воеводской канцелярии. Лисянский объяснил, что публичных литургий не совершал, сана своего не лишен, потому имеет право служить каждодневно для своих единоверцев.
Возможно, на этом бы и кончилось разбирательство, но тут весь город заговорил о Мавре Муравиной, ставшей любовницей Лисянского, и о том, что из любви к аббату женщина приняла католичество. Муж ничему не хотел верить и продолжал принимать красавчика ксёндза в своем доме. Неугомонный Неверов поручил приходскому священнику разузнать подробности, но тот отмалчивался: то ли доносить было нечего, то ли не хотел ввязываться в мутное дело.
Все раскрылось неожиданно, когда вечером 6 мая 1773 года на берег Белой, где бабы полоскали белье, прибежала заплаканная крепостная девка Муравиных Агафья Ефремова со следами побоев на лице. Она и рассказала солдатке Наталье Федоровой о том, какие муки терпит от барыни своей Муравихи, что барин сечет ее, Агафью, безвинно на конюшне по барыниному приказу. А уж как сошлась Муравиха с ксёндзом, который обратил ее в свою веру, совсем дворовым людям житья не стало. Теперь барыня приказывает и Агафье идти в «алтынскую» веру, запрещает креститься, а велит себя в грудь бить, стоя на коленях. А живут они как муж с женой…
Наталья служила стряпухой у того самого батюшки из Ильинской церкви. Вернулась она с Белой и в сердцах все рассказала хозяину. Тот снова решил никому ничего не говорить.
Опять все было бы шито-крыто, но через три дня в Ильинской церкви в день праздника святого Николая Чудотворца Мавра Ивановна устроила форменный «феатр» (в таком виде слово «театр» вошло в лексикон уфимцев после спектакля в доме Можарова). Явилась туда к обедне с двумя конфедератами, вместе они громко смеялись и разговаривали, хихикали над нескладным пением старого дьячка с пономарем. В общем, Мавра вела себя вызывающе. Потом она, как бы нечаянно, скинула с аналоя иконы и даже хотела взойти в алтарь, куда женщины не допускались. Пономарь схватил ее за плечи, и вдруг послышался звук пощечины. Неужто Мавра ударила пономаря?
Из церкви ее вывели прапорщик Чемадуров и оказавшийся кстати «пострадавший» от конфедератов Бурдуков. Спутников Мавры как ветром сдуло.
Больше всех испугался боязливый священник, хозяин стряпухи Натальи. Боясь наказания, он тут же поспешил к Неверову. А у того в честь праздника собрались на пирог гости, в том числе воеводский товарищ Аничков. Неверов приказал робкому священнику рассказать все как есть, в присутствии публики.
Собрали очевидцев в провинциальной канцелярии. Началось дознание. Последней вызвали Агафью, ее взяли под стражу как главного свидетеля. Муравиных дома не оказалось, поэтому судьи отправились к ним в имение.
Благородному, добрейшему Аничкову, участнику Семилетней войны, эта история была крайне неприятна. Он давно был вхож в дом Муравиных, да и Лисянский ему нравился своей образованностью и воспитанностью. Сергей Иванович в глубине души надеялся, что все обойдется, слух об обращении Мавры Ивановны в католицизм не подтвердится.
Вначале допросили мужа. О том, что произошло в церкви, он ничего не знал, только слышал от жены, что, когда она подошла к алтарным дверцам и попросила пономаря вернуть ей поминание, тот взял ее за руки, и она, отдернув руку, нечаянно задела его по лицу. Остальное: и тайное богослужение Ксаверия, и обращение супруги в чужую веру Алексей Сергеевич опроверг с возмущением, сочтя поношением дворянской чести.
Все бы уладилось, как хотел этого Аничков, если бы сама Мавра Ивановна не созналась в отступлении от православия. «Хочу кровь пролить за святую римскую веру!» - с пафосом заявила она. Несомненно, подобные слова из уст малообразованной женщины были продиктованы ксёндзом. Муравина призналась: она по собственному желанию хочет стать католичкой, даже если придется пострадать, католичкой ей следует быть по зову крови, ибо бабка ее, Бышевская, была родом из Смоленска. Ксёндза Мавра Ивановна всячески защищала и покрывала.
Все уговаривали ее не сознаваться в отступлении от православия. Муравин в слезах стоял перед ней на коленях. Но та была неумолима: «Теперь я католичка, ты мне не муж, возьми русскую, а я полька».
Муравиной было велено не уезжать из города. Агафья подтвердила свои показания. На нее надели ручные кандалы и заключили в тюрьму провинциальной канцелярии. Постановили давать бедной Агафье (она-то ни в чем не провинилась) на пропитание по три копейки в день, чтобы не отпускать с другими колодниками для сбора милостыни «криком поючи». (Три копейки составляли не такую уж маленькую сумму. На три копейки в день жил Михайла Ломоносов, учась в Германии. Пуд хлеба стоил 12 копеек, пуд рыбы -
2 копейки, фунт зернистой икры (400 г) - 6 копеек). С колодниками обращались жестоко, но и со свидетелями не лучше.
Документы по делу Муравиной были направлены в Оренбург Рейнсдорфу. Тот отослал их генерал-прокурору, который в свою очередь препроводил бумаги обер-секретарю Сената Степану Ивановичу Шешковскому, заведовавшему Тайной экспедицией. Одно имя Шешковского наводило ужас из-за слухов о жестоких пытках в подвалах Лубянки. Если кто читал роман Бориса Акунина «Внеклассное чтение», тот должен помнить зловещего черного старика. Это Шешковский. «За спиной у государыни встал старик в черном одеянии, даже парик у него и тот был черный, как при Петре Великом носили. Из всех мужчин один только он был в парике с буклями, прочие, согласно моде, накладных волос не носили, пудрили свои собственные».
Шешковский велел доставить Муравину и Агафью в Тайную экспедицию. Распоряжение было получено 12 августа 1773 года. Аничков арестовал Мавру Ивановну и отправил под стражей в Казань, откуда путь лежал в Нижний Новгород, дальше - в Москву. Агафья умерла от горячки в уфимской тюрьме. Причину смерти установил единственный на всю округу медик Нилов - фельдшер Симского завода Твердышевых.
Спустя два месяца о Мавре уже все забыли. В октябре пугачевцы осадили город. Осада длилась полгода. К чести поляков, ни один не бежал к самозванцу. Возможно, их сдерживало чувство сословной солидарности с русскими дворянами, которые относились к пленникам с пониманием и состраданием. Но скорее всего они вели себя смирно в надежде заслужить возвращение домой. Но были случаи, когда из других мест Оренбургского края солдаты-поляки из крепостей и пригородков вроде Бирска и Мензелинска по доброй воле вставали под знамена Пугачева и Салавата Юлаева без ружей и пороха - их еще до смуты отобрали по предписанию губернской канцелярии.
После истории с Маврой наблюдение за ссыльными по приказу Рейнсдорфа ужесточилось. Никаких гостеваний, никаких балов с мазурками, никаких адюльтеров! А теперь и вовсе стало не до развлечений.
В начале пугачевщины императрица подозревала конфедератов в подстрекательстве к бунту. Это не подтвердилось. И теперь подданные Польши уповали на столь ненавистного им прежде короля Станислава, а уроженцы вновь присоединенных к России областей ждали милости от Екатерины. Их чаяния сбылись. Конфедераты, получившие прощение, начали покидать Оренбургскую губернию, Уфу.
Летом 1777-го уехали все кто хотел. Но были и те, кто прикипел душою к благодатному краю и его людям, стал служить, успешно поднимался по карьерной лестнице. Например, Ромуальд Антошевич стал губернским секретарем в правлении Уфимского наместничества, Александр Шукальский - чиновником казенной палаты, братья Домашевские - один служил в магистрате, другой - в палате уголовного суда.
Уехали Франциск Колендо и Ксаверий Лисянский (странно, что для него даже нарушение обета целомудрия никак не аукнулось). Только о Франковском сведений нет.
После подавления Пугачевского восстания Рейнсдорф получил орден св. Александра Невского, хотя кое-кому (а недовольные всегда найдутся) его действия во время осады Оренбурга казались вялыми и нерешительными. Воевода Борисов и комендант Мясоедов были произведены в полковники, Аничкову дали премьер-майора.
Осенью нынешнего года исполнилось ровно 240 лет с начала осады Уфы отрядами Чики Зарубина и Губанова.
Мой друг одиночество
А теперь стоит рассказать о Руфе Гавриловиче Игнатьеве, жившем в XIX веке, чьи сведения легли в основу двух предыдущих глав и который досконально изучил пребывание конфедератов в нашем городе. Энтузиаст краеведения, он вел интереснейшие изыскания в архивах, или, как тогда говорили, в делах бывшей Оренбургской губернской канцелярии и Уфимского наместничества.
Летом 1855 года ученик уфимской гимназии Володя Попов вернулся с каникул домой. Жил он возле Александровской церкви, а рядом находились казармы внутренней стражи, где был расквартирован Оренбургский линейный батальон. Он сразу побежал к плацу, откуда, как обычно, доносились звуки музыки - то играл военный оркестр под управлением флейтиста Фука. Но на этот раз гимназист увидел незнакомого солдата-капельмейстера, как ему показалось, довольно старого, с редкими, длинными волосами (тогда солдаты ходили без головных уборов). Сразу было видно, что он хорошо разбирается в своем деле, знает как должен звучать тот или иной инструмент. До появления батальонного командира полковника Афанасьева новый дирижер все что-то объяснял оркестрантам, пересаживал с места на место. Появился Афанасьев, подал знак, и оркестр заиграл, да так славно, как никогда. В антракте собравшиеся слушатели пошли поздравить музыкантов. Вблизи Володя разглядел, что капельмейстер совсем не старый, только какой-то «угнетенный».
В ту пору Игнатьеву было 37 лет. В рекруты Руф Гаврилович попал по решению суда за недостачу казенных денег, когда служил почтмейстером в Новгородской губернии. Собственно, вина его не была доказана, но настоящих воров не нашли, вот и повесили на него чужие прегрешения. Теперь Игнатьеву только и оставалось вспоминать уроки великого Галеви, у которого он в 1840-х учился в Парижской консерватории. Жак Франсуа Фроманталь Галеви - автор 40 опер, самая известная из них
«Иудейка», и балета «Манон Леско». Учитель и тесть Жоржа Бизе, у него также учились Гуно и Сен-Санс. Юноше из России тоже посчастливилось пользоваться советами маэстро. Игнатьев превосходно играл на любом инструменте. Многие дворянские семьи Уфы почитали за честь, если он соглашался заглянуть к ним в гости. Редкая птица, которую ветер судьбы занес на окраину империи. Можно было часами слушать его рассказы о старине. Он был прекрасным знатоком отечественных древностей, кроме консерватории, учился в Институте восточных языков. В свое время Игнатьев много ездил по Новгородской губернии, где по поручению тамошнего военного губернатора обследовал архе-
ологические памятники. Была составлена первая археологическая карта, включавшая информацию о 209 памятниках (в современном каталоге их более двух тысяч).
С 1849 года молодой почтмейстер печатался в «Новгородских губернских ведомостях». Уже первые его заметки о Мшаге, ямской станции в 60 верстах от Новгорода на пути в Псков, вызвали большой интерес у читателей. Небывалый успех принесла ему «Рукопись старицы игуменьи Марии, урожденной княжны Одоевской». Писатель и музыковед князь Владимир Одоевский испросил разрешения предложить его статьи «Петербургским ведомостям».
В Новгороде Игнатьев утвердился в призвании историка, краеведа и археолога. Главная тема его исследований - история православной церкви и допетровская Русь. Известность его вышла за пределы Новгорода, где он прославился как автор множества «эксклюзивных» публикаций о прошлом.
И тут все покатилось под откос. Когда в «Отечественных записках» готовили к изданию его труды, Игнатьев уже ходил в солдатах, командовал военным оркестром.
Через три года он вышел в отставку в чине унтер-офицера. В Уфе он пробыл недолго. Начальство быстро сообразило: музыкант такого уровня больше нужен в Оренбурге, чтобы подтянуть военные оркестры. Потом несколько лет провел в Верхнеуральске. И где бы ни жил, предпочитал общество людей вовсе не богатых, но доброжелательных и культурных. В Уфе именно такими были Поповы.Бывший гимназист, написавший воспоминания об Игнатьеве в начале ХХ столетия, через полвека после первой встречи, хорошо запомнил музыкальные моноспектакли Руфа Гавриловича. Особенно удавались ему сцены степной жизни: «Нужно было знать эту жизнь, а Р.Г. бывал в степях и знал ее, поэтому и мог отразить ее в игре. Тут были крики всяких животных, как будто разговоры башкир и киргизов, детей. И как это у него выходило, просто мы не могли представить себе. Все мирно, хорошо, но вдруг ветер, пыль, ураган, все смешалось, кричит, орет, беснуется. Этой пьеской Р.Г. всегда всех за душу трогал, а сам как ни в чем не бывало сейчас начнет такую разухабистую мазурку, что все бросятся танцевать до упаду».
Среди бурного, им же вызванного веселья, фигура Игнатьева выглядела особенно несчастной и одинокой.

Окончание следует. Рашида Краснова, Анна Маслова

 
По теме
Собор русских Башкортостана проводит работу, направленную на сохранение и развитие русской культуры, народных обрядов и традиций, имен деятелей науки и культуры, родившихся и живших на башкирской земле.
В Башкирии розыгрыш суперпризов проекта «Алга всей семьей» пройдёт в прямом эфир - Сетевое издание Республика Башкортостан 28 марта в прямом эфире в сообществе спортивно-патриотического центра Республики Башкортостан «Алга-Патриот» в ВКонтакте разыграют суперпризы республиканского проекта «Алга всей семьей», сообщают организаторы проекта.
Сетевое издание Республика Башкортостан
В СИЗО–5 УФСИН России по Республике Башкортостан состоялась рабочая встреча с представителем религиозной конфессии - УФСИН РБ Начальником следственного изолятора № 5 (г. Дюртюли) Ильгизом Канзафаровым проведена рабочая встреча с имам-мухтасибом мусульман Дюртюлинского района Хатип - хазратом.
УФСИН РБ
Ирина Волк, телеграм - Башинформ Фото:Ирина Волк, телеграм Сотрудники управления МВД России по Стерлитамаку при мониторинге интернета выявили видеозаписи, на которых интернет-стример допустил высказывания, оправдывающие терроризм,
Башинформ
Внимание! Розыск! - УФССП по Республике Башкортостан Отделением судебных приставов по Стерлитамакскому району ГУФССП России по Республике Башкортостан за неуплату денежных средств на содержание несовершеннолетней дочери разыскивается Азнаев Азамат Дальмирович.
УФССП по Республике Башкортостан
В Уфе пройдет совещание по борьбе с онкологическими заболеваниями - Красное Знамя Как сообщает пресс-служба министерства здравоохранения Башкортостана, 29 марта в Уфе пройдет совещание «Борьба с онкологическими заболеваниями в Республике Башкортостан: диагностика, лечение, маршрутизация».
Красное Знамя
                                                                                                        На заседание Совета                                                                                              
ОМВД по Нефтекамску