Изучая историю семьи погибшего в проруби мальчика, мы натолкнулись на колоссальную социальную трагедию. Оказалось, что в районе полигона ТБО проживает много людей. Это люди, которые приезжают из отдаленных районов республики - оттуда, где нет работы. Здесь они занимают полузаброшенные домишки на территории свалки и живут целыми семьями, вместе с детьми. А работать ездят в город или кормятся прямо с полигона.
Информацию подтвердил житель Новых Черкассов Евгений.
- Там полно людей, на свалке прямо живут. И дети есть, грудные тоже. Там кого только нет. Позавчера, по-моему – жена там у меня на проходной работает – целый автобус милиции приезжал. Кого-то забирали. Там еще хуже условия есть, чем у семьи Верховых. Там в каждом домике есть семьи с детьми. Месяц назад там женщина родила. Теперь с грудным ребенком. Площадь, где живут люди, еще меньше, чем у Верховых. Там вообще конура – но люди живут почему-то.
По его словам на свалке есть и порядочные семьи. Но их мало. В большей части алкоголики. Соберут на свалке, кто что может и на чекушку - обменивают. А чиновники приезжают, смотрят и отсчитывается, что все хорошо.
- Где хорошо? – возмущается Евгений. - Со свалки кормятся! Из помойки тащат. А если на гору подняться, там вообще ужас! Они все там, абсолютно. И дети там же ходят. Каждый месяц какой-то случай – или задавят или присыпет кого-нибудь «жмурика». Все эти случаи умалчивают, тихо скромно – раз-раз. Все знают и администрация и милиция, но никто ничего не делает.
Это - не социальное дно
Сам полигон ТБО расположен на севере от Уфы, между поселками Тимашево и Новые Черкассы. Несколько лет назад в Уфе был еще один полигон – в районе Вавилово, но из-за протестов жителей, его захоронили. Остался один - и, естественно, нагрузка на него возросла.
Полигон находится на возвышенности, а вся прилегающая территория спускается в углубление. Именно там, за пределами забора, кипит совсем другая жизнь. В этих дощатых дачных домиках, где-то разрушенных, где-то еще целых. Почти в каждом живут люди. Семьи с детьми. Эти люди приехали сюда со всех концов Башкирии, из глухих деревень, где нет никаких перспектив.
- У нас нет проблем. Мы довольны своей жизнь, есть свой дом, хозяйство, огород, баня, - говорят они все как на подбор, отмахиваясь от камеры. Но разговорившись, признаются, что здесь временно. Некоторые временно уже по 10 лет.
Мало кто захотел признаваться в том, что их жизнь чем-то отличается от других:
- Нет, у нас здесь хорошо, - улыбаясь, говорит пожилая женщина. - Мы не бомжи. Рассказывать что-то не будем.
Деревушка спускается в низину. Полигон на возвышенности.
На спуске от полигона, в ста метрах от свалки, находится дом Людмилы. Здесь она живет со своей семьей уже 8 лет, с тех пор, как вместе с мужем, двумя детьми и семьей брата сбежали от безработицы из родной деревни. Младший сынишка родился уже тут, в этом доме, три года назад.
- Это временно, - улыбается женщина. – Копить будем. Домик в деревне под Ашой продадим, добавим накопленное, и переедем. Муж у меня не пьет, работящий. Сейчас и я устроюсь на работу. Как только младшего в садик отдам. Не жить же здесь детям.
В это время из дома выходит пятнадцатилетняя дочь.
- Дочка моя, - несмело, но с гордостью, говорит женщина. – Она у меня хорошо учится. В школу ходит, прилежная. Автобус ходит за ребятишками каждый день. Здесь в поселке еще где-то 30 детей-школьников. В основном здесь молодежь. Люди порядочные, семейные. Здесь хоть какая-то работа для мужей, а там, откуда мы, работы нет вообще. С Ашы, Миньяра, Архангельской, Кировской области, есть с башкирских районов.
Слева дом Людмилы. Фотографироваться женщина отказалась.
- Проблемы, конечно, есть, - улыбается женщина. - Почти круглый год со свалки течет ручей с водой из коллектора. Иногда, когда слив делают, этой водой всю низину топит. Но, главное, что в колодец эта вода не попадает. А так, все нормально. Запаха никто не чувствует – привыкли. Иногда запах есть с завода, а сама свалка не пахнет – нет, она же высоко. А так, здесь идиллия, практически элитный район.
Вид на низину с этого пригорка действительно открывался великолепный. Можно было бы восхититься, если бы не запах свалки, который надолго остается в горле.
К нам походит дочь Людмилы.
- Посмотрите, - говорит она, – какая у нас вода. Напишите об этом. О том, что вода уходит вниз, а потом в реку.
За ВДВ!
В день, когда мы посетили поселок, в городе был субботник. Поэтому и здесь, в деревне, люди убирали свои дворы, заваленные досками, старыми обломками мебели – всем тем, что было в свое время принесено с полигона.
Возле одного из домов мы встретили Александра. На вопрос о том, тяжело ли тут жить, он ответил довольно резко:
- Вы бы в горах пожили – на войне. Вот это тяжело. А тут крыша есть, электричество, вода, на автобусе каждое утро езжу в город на работу. Конченые бомжи, может, здесь есть – да всякие тут есть. Но, по крайней мере, у нас во дворах ничего не воруют. Порой забываю электроинструменты во дворе – никто ничего не берет. Так что все нормально. А так я работаю и пенсию получаю, - я ветеран войны Афганской! Вот такие дела…
"Слышали, что такое 345-й отдельный парашютный? Так вот я там был – я выводил!"
Оказалось, у мужчины просто не сложилась жизнь. Оставил 3-комнатную квартиру жене и дочке. А теперь дочка уехала в Москву, сказала: «В Уфу не вернусь». А Александр остался здесь. Живет с гражданской женой. Почти 10 лет в этом доме.
Маленькая кухонька, привозная вода, на стенах дома - военная атрибутика.
- Вы смотрели фильм «9-я рота»? – спрашивает Александр. - Слышали, что такое 345-й отдельный парашютный? Так вот я там был – я выводил. Так что 2 августа – святой праздник!
Бабушка сидит с внучкой, а мама на работе.
«Хорошо внученька учится»
У каждого жителя свалковой деревни - своя судьба. В каждом доме своя трагедия. Пожилая женщина Клавдия ( имя изменено по просьбе героини - прим. ред. ) родом из Кировской области. Приехала сюда вместе с дочерью и мужем. Жили сначала на съемной квартире. Но в 2002 году муж попал под машину в городе – и погиб. В то же время дочь родила, а парень бросил ее с ребенком.
- Нам негде больше жить, - говорит бабушка, поглядывая на 6-летнюю внучку. – На улице же жить не будешь. Поэтому тут. Жили сначала там, ближе к свалке. Потом возле нашего дома сгорел сосед – парень молодой был. То ли сожгли его, то ли сам - похоже, кололся. Все сгорело, и наш дом тоже, хоть и кирпичный был. Теперь мы здесь. Стены из досок: стучишь, слышно все. Отапливать тяжело такой дом. Хорошо, что евроокна поставили.
Летний домик в 25 квадратов, утепленный женскими руками – это все, что есть у этой семьи. Отапливают его печкой, дрова приносят со свалки. Дочка работает на полигоне, перебирает мусор – зарплата 15 тысяч. Не жалуются. Главное ведь – есть, где жить.
Только киоск от дома недалеко, поэтому здесь неспокойно. По словам бабы Клавы, алкоголем торгуют до самого утра, и молодежь совсем спилась - до утра шумят под окнами, да еще и болтаются без дела, ночью катаются на машинах.
Но женщины ничего не боятся.
- Никто нас не тронет, - уверяет бабушка, с гордостью поглядывая на внучку и все время причитая: «Ох, хорошо Дашенька ( имя изменено ) учится. Одни пятерки».
Единственное, что бабу Клаву беспокоит, это ноги. Болят. Как теперь копать огород, она не знает. Но в больницу идти тоже не хочет – очень дорого делать операцию.
- Ой, - вздыхает она. – Сейчас все за деньги. А у нас ремонт надо делать, дверь поставить. Еще колодец надо копать, дом утеплить. Мужиков-то нету – никто нам ничего делать не будет, да и не надо, сами все сможем. У меня пенсия 8 тысяч, на кушать хватает, что еще надо? Ну, переехать, конечно, отсюда надо. Квартиры-то миллион стоят, для внучки надо что-то думать, не здесь же ей жить. Вот только кредит нам никто не даст. Поэтому - только копить, другого выхода нет.
- А внучка хорошо учится, хорошо, – снова причитает женщина. – На одни пятерки.
«Демократия, мать ее!»
Еще один Александр встретил нас на основной улице, ведущей уже к выходу из поселка. Дом у мужчины основательный, кирпичный, один из немногих зимников. Поначалу он показался нам типичным деревенским пьяницей. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Оказалось, это простой работящий мужчина, с такой же непростой судьбой, как и у многих тут.
Несколько лет назад Александр потерял жену – с этого начался надлом в его жизни. Он так и не смог принять факт, что она умерла от рака. До сих пор ему не хватает ее. Пытался ей помочь. Около 30 тысяч в месяц тратил на лекарства. Бесплатно препараты не выдавали - только морфин.
Но на жизнь Александр тоже не жалуется, привык работать. Раньше занят был в строительстве магистральных трубопроводов, а теперь возит со свалки металл. Дочке – инвалиду по зрению нужны деньги на лечение и он их здесь добывает.
"Раньше здесь был цветущий сад", - признается Александр.
По словам Александра проживает здесь около 300 человек, или больше. Много семей, кто-откуда.
- Я давеча с собакой ходил гулять в лес, - признается он. - Там распадок есть. Елки-палки! Шалаш построили, вещи сушатся. Это где-то осенью было, снег уже выпал.
Рядом со свалкой Александр живет с 1993 года, "когда Ельцин начался", как он сам говорит.
- Демократия, мать ее! Раньше сторожем здесь был. Как раньше было? Здесь сады раньше были – все цвело! А потом свалка пошла. Люди сразу тут стали промышлять. Привозят мусор: на эту машину набрасываются, хватают еду. Я схватил один раз – откусил. Ну, тухлятина! А так на свалке много людей, конечно. Всякое было. Прикапывало, конечно, многих. И детей тоже. Как сейчас? Да, сейчас так же! - рассказывает мужчина.
Пока мы разговариваем с Александром, люди идут на остановку. Прилично одетые, они несут в руках сапоги, чтобы переобуться у границы своей деревни и вынырнуть в обычную жизнь обычных людей.